1927-1938

1927, осень. Начало домашнего систематического обучения С.

«Осенью 1927 года ко мне стала ходить заниматься учительница (чтение, чистописание, арифметика), после уроков она ходила со мной гулять к храму Христа Спасителя <...> и на прогулке рассказывала что-то из истории и Библии <...>. Звали ее Зинаида Павловна, фамилии ее, к сожалению, не помню <...>. Занималась она со мной до следующей весны». – ВI. –  С.47.

 

1927– 1932. «По желанию родителей первые пять лет я учился не в школе, а дома, в домашней учебной группе, <...> вместе с Ириной и еще одним мальчиком, звали его Олег Кудрявцев. <...> Это довольно сложное и дорогое, трудное начинание, по-видимому, было вызвано их недоверием к советской школе тех времен <...> и желанием дать детям более качественное образование. <...> более индивидуализированное обучение <...> в большей степени прививает самостоятельность и умение работать, <...> способствует интеллектуальному развитию. Но в психологическом и социальном плане своим решением родители поставили нас перед трудностями <...>. У меня <...> очень развилась свойственная мне неконтактность, от которой я страдал <...>». – ВI. – С.48.

«Нам пытались дать хорошее образование, насколько это было возможно. Учили языкам. Какое-то время <...>, недолго, Андрей, Катя [старшая двоюродная сестра; прошла полный школьный курс дома] и я брали уроки танцев. <...> В Катину группу <...> одно время ходил высокий заикающийся юноша, было известно, что он пишет стихи, что <...> служило поводом для постоянного подтрунивания. Однако у него был и благодарный слушатель: где-нибудь в углу длинный Сережа Михалков, размахивая руками, читал свои произведения внимательно и серьезно слушавшему Аде [Андрею], который <...> доходил ему до пояса». – И.Н.Сахарова^(as).

«Ирина, Олег [Кудрявцев] и я брали уроки двух учителей – учительницы начальной школы Анны Павловны Беккер <...> и учительницы немецкого языка Фаины Петровны Калугиной. <...> главным преимуществом домашнего ученья <...> оказались экономия сил и возможность повседневного общения с Олегом <...>. Олег с его интересами, знаниями и всей своей личностью сильно повлиял на меня, внес большую “гуманитарность” в мое миропонимание, открыв целые отрасли знания и искусства, которые были мне неизвестны. И вообще он один из немногих, с кем я был близок. <...> В 1932 году наша группа распалась». – ВI. – С.48–49, 51.

«Большую роль в <...> детстве играл двор – полтора десятка мальчиков и девочек, собиравшихся на площадке между тремя флигелями <...> игры, которые были самыми популярными тогда – "казаки-разбойники", "флаги" <...> вечные "классики" и "прятки". Играли мы и в "ножички" <...>. Очень много я играл и дома, и на улице со своей двоюродной сестрой Ириной <...> в литературные игры-инсценировки». – ВI. – С.34–35.

«Детей нашего возраста было довольно много, в основном из бедных рабочих семей. <...> И я, и в особенности Андрей <...> дружили с большеглазым, задумчивым Гришей Уманским. Это был мальчик <...> добрый <...> и одухотворенный, любивший порассуждать <...>. Они часто прогуливались вдвоем, серьезно и увлеченно <...> беседуя. <...> Больше ни с кем во дворе Андрей не дружил, хотя в общих играх охотно участвовал». – И.Н.Сахарова^(as).

 

«Детские праздники устраивались в дни рождения и именин детей и на елку <...> со сладким угощением, обычно домашним мороженым, с общими играми, шарадами, фокусами. <...> Традиционным номером всех праздников было появление “Американца, читающего газету”. Это обычно был папа <...>». – ВI. – С.31.

«В большой, густо населенной квартире бывало много молодежи и всегда находилось место для сборищ и различных игр. <...> Торжественно отмечались дни рождения детей, приглашались сверстники <...>. Мы очень любили разыгрывать шарады. Писались и ставились пьесы». – И.Н.Сахарова^(as).

«Каждое лето наша семья выезжала на дачу. Мы снимали обычно две комнаты <...>, чаще всего в районе Звенигорода (в Дунино <...>, Луцине, Криушах, Песках). Впечатления от этих трех-четырех месяцев были очень глубокие. <...> Подмосковная природа – мягкая и лиричная – навсегда стала близкой. <...> Я часто надолго уходил из дома и гулял один по лесу или по межам засеянных <...> полей. Мне никогда не было скучно одному. Жили мы на даче с мамой безвыездно целое лето. Папа по воскресеньям привозил нам <...> продукты, пока не подходило время его отпуска и он уезжал на юг или север». – ВI. – С.31, 34.

 

1929, февраль, 22. Смерть Алексея Семеновича Софиано (деда С.).

«Никогда не болея, он скоропостижно скончался в возрасте 84-х лет <...>. Это была первая смерть родственника в моей жизни». – ВI. – С.14.

 

1929, ноябрь, 14. Смерть Анны Алексеевны Гольденвейзер (тети С.).

А.С.Софиано и А.А.Гольденвейзер похоронены на Ваганьковском кладбище. Там же ранее похоронены другие члены семьи Софиано: генерал Н.С.Софиано (1902), дети В.А.Софиано – Зинаида и Алексей (1920) и сам В.А.Софиано (1924). – ВЗРС. – С.71.

 

1930, май. Арест Ивана Ивановича Сахарова (дяди С.).

«В конце 20-х годов дядя Ваня пытался помочь бежать из СССР <...> старому университетскому товарищу, дав ему свой паспорт (я не очень хорошо знаю эту историю; по другой версии он только знал о плане “побега” и не донес об этом ГПУ)». – ВI. – С.40.

«Андрей Сахаров в “Воспоминаниях” неточно изложил историю арестов своего любимого дяди И.И. Сахарова. <...> Первый раз Иван Иванович был арестован в мае 1930 года. По делу было арестовано еще 14 человек, многие из них были приговорены к трем годам ссылки. Но Иван Иванович был 12 июля освобожден без предъявления обвинения». – ВЗРС. – С.127.

1932-1933, зима. «Я <...> ходил заниматься к двум пожилым сестрам-преподавательницам, которые жили в том же доме, что мой крестный Александр Борисович Гольденвейзер, в Скатертном переулке, и я часто к нему заходил». – ВI. – С.51.

1933, осень. С. поступает в 5-й класс 110-й школы.

«110-я школа была не совсем обычной. В ней училось много детей начальства <...>. Она называлась “школа с химическим уклоном” <...>. Директора звали Иван Кузьмич Новиков, он пользовался определенной самостоятельностью. <...> Новиков вел у нас раз в неделю специальный урок “Газета”, ученики по очереди делали обзоры. <...> я рассказывал об автопробеге Москва – Каракумы – Москва, о полете стратостата». – ВI. – С.51.

«Был он [И.К.Новиков] не самоучкой, а самородком, неведомо как постигшим сложнейшую из наук: воспитание человека. <...> “Предмет” его в наркомпросовских программах не значился. И ни в какой другой школе страны не преподавался. Назывался он просто и скромно: “Газета”. Уже только ради него посещение школы становилось не обузой, а праздником. Иван Кузьмич приносил “Правду”, читал вслух отдельные пассажи отдельных статей <...>. И приглашал к разговору. Разворачивалась дискуссия <...>. Именно тогда <...> я впервые услышал о том, что чтение прессы это искусство и что мало для этого быть грамотеем – надо еще научиться “читать между строк”». – Ваксберг А. Моя жизнь в жизни. Т.1. – М.: Терра-Спорт, 2000. – С.17–19.

 «Учиться мне было легко, но ни сойтись с кем-либо, ни, наоборот, войти в конфликт я не смог. Некоторые трудности и переживания у меня были на уроках труда. <...> В 5-м классе это было столярное дело. Мне всегда было трудно что-либо сделать руками. <...> Во время одного из первых уроков труда два мальчика постарше решили испытать меня, не ябеда ли я, и, засунув мою руку под верстак, зажали там. Я вытерпел это испытание, скрывая слезы на глазах. На следующем уроке один из них предложил мне свою помощь в столярном деле, оказавшуюся мне очень полезной <...>». – ВI. – С.52.

 

1933, декабрь, 10. Арест Евгения Владимировича Софиано (двоюродного брата С.).

«Еще в тридцатые годы наших близких постигли и другие беды. <...> В середине тридцатых годов <...> Женя был арестован и погиб в лагере – утонул на лесосплаве». – ВI. – С.41.

«Протоколов допросов в деле нет, только постановление об избрании меры пресечения от 27 декабря 1933 года: “…сын капитана царской армии достаточно изобличается в том, что, являясь государственным служащим и, занимая должность старшего инспектора по пожарн. охране ЛКТЦ, состоял членом нелегальной к. р. орг. [контрреволюционная организация], поставившей себе целью ведение разрушительной работы в льноводстве СССР, срыв экспорта льна, подрыв обороноспособности страны <...>”. Евгений Софиано отбывал срок в Карлаге (отделение Дель-Дель) до февраля 1936 года, когда был переведен в Норильск». – ВЗРС. – С.23–40.

Е.В.Софиано (р. 1909 ) расстрелян 20 октября 1937г. на основании предписания начальника Управления НКВД по Красноярскому краю от 29 сентября 1937 г. и протокола Тройки УНКВД от 27 сентября 1937 г.
Е.В.Софиано реабилитирован постановлением президиума Красноярского краевого суда от 13 апреля 1957 г. – Справка о реабилитации ^(as).

 

1934, январь, 1. Второй арест дяди С. – И.И.Сахарова.

«Дело № Н-9086 по обвинению группы из 8-ми человек по ст. 58-10, 11 УК. Группа обвинялась “в к.р. деятельности и в подготовке побега за границу одного из своих членов для связи с меньшевистским Центром”. <...> Приговор был по отечественным меркам удивительно мягким. Одного из обвиняемых освободили <...>, остальных <...> приговорили к высылке в Казахстан на три года. Ивану Ивановичу <...> изменили место высылки на г.Казань.<...> Весной 1937 года кончился срок высылки, однако он потерял право жить в Москве <...>». – ВЗРС. – С.127, 129.

 

1934, январь. Продолжение домашнего обучения С.

«С нового года <...> родители <...> взяли меня из школы и устроили ускоренное прохождение программы за пятый и шестой классы <...>. Папа занимался со мной физикой и математикой, мы делали простейшие опыты, и он заставлял аккуратно их записывать и зарисовывать в тетрадку. Я, как мне кажется, понимал все с полуслова. Меня очень волновала возможность свести все разнообразие явлений природы к сравнительно простым законам взаимодействия атомов, описываемых математическими формулами. Я еще не вполне понимал, что такое дифференциальные уравнения, но что-то уже угадывал и испытывал восторг перед их всесилием. <...> Домой приходили учительницы по химии, истории, географии и биологии. Учительница географии Аглаида Александровна Дометти стала близким другом нашей семьи. Для занятий русским языком и литературой мама возила меня к профессору Александру Александровичу Малиновскому <...>. Кроме физики и математики <...> всегда легче всего давались и больше всего нравились биология и химия». – ВI. – С.52–53.

 

1934, весна. С. сдает экзамены за 6-й класс.

«<...> я вместе со своими будущими одноклассниками держал экзамены за 6-й класс. После полугода домашних занятий это показалось мне легким делом <...>». – ВI. – С.53.

 

1934, сентябрь, 1. С. поступил в 7-й класс 113-й школы (2-я Брестская ул.).

«В 7-м классе я учился ровно. Я пытался заниматься в литературно-творческом кружке, но из этого ничего не получилось. <...> Еще в 7-м классе (и в последующих) я начал дома делать физические опыты – сначала по папиной книге “Опыты с электрической лампочкой” <...>, потом по папиной устной подсказке и самостоятельно. Неумение мастерить я восполнил причудливым изобретательством. <...> Папа, когда мне было 12-14 лет, несколько раз водил меня в лабораторию института и показывал опыты - они воспринимались как ослепительное чудо <...>. Еще большее, пожалуй, значение, чем опыты, имели для меня научно-популярные, научно-развлекательные, научно-фантастические, а потом - в 9-10 классах - и некоторые вполне научные книги. Это было мое любимое чтение! Я по многу раз перечитал почти все книги известного популяризатора науки и пропагандиста космических полетов Я.Перельмана <...> прочитал книги Шарля Лезана, Игнатьева и другие <...>». – ВI. – С.53, 56, 26, 57.

«Лет в 13 я решил, что я неверующий – под воздействием общей атмосферы жизни и не без папиного воздействия, хотя и неявного. Я перестал молиться и в церкви бывал очень редко, уже как неверующий. Мама очень огорчалась, но не настаивала, я не помню никаких разговоров на эту тему». – ВI. – С.15.

 

1934, декабрь, 1. В Ленинграде, в Смольном, убит С.М.Киров, первый секретарь Ленинградского горкома ВКП(б) и член Политбюро ЦК ВКП(б).

«В школьном зале собрали учеников, и директор (старая большевичка), с трудом справляясь со слезами, объявила нам об этом. Папа увидел у соседа в трамвае в газете траурный портрет, ему показалось, что это Ворошилов, и он приехал очень испуганным (боялся повторения красного террора 1918 года). Но он успокоился, узнав, что это Киров. Эта фамилия ему ничего не говорила – это показывает, как далека была наша семья от партийных кругов и партийных дел (Киров был вторым человеком в партии)». – ВI. – С.53–54.

1936, весна. «В конце восьмого класса один из моих одноклассников, Толя Башун, предложил мне ходить с ним в математический кружок при университете (а до этого я ходил в школьный кружок). Там я увидел своих сверстников, свободно рассуждающих о высоких материях – комбинаторике, теории чисел, неевклидовой геометрии и т.п. Все это было новым и вдохновляющим. Среди активных участников кружка больше всего выделялись эрудицией и <...> неподдельным блеском братья-близнецы Акива и Исаак Ягломы». – ВI. – С.56.

1936, август. «<...> папа взял меня в поездку на пароходе Москва – Горький – Ярославль. Мы играли в шахматы, говорили о многих важных и неважных вещах. Но купленную на пристани газету <...> не обсуждали: в ней были материалы процесса троцкистско-зиновьевского объединенного центра и речь Вышинского <...>» . – ВI. – С.34.

Дело об «антисоветском объединенном троцкистско-зиновьевском центре» рассматривалось Военной коллегией Верховного суда СССР 19-24 августа в открытом судебном заседании. Были преданы суду 16 человек, все приговорены к высшей мере наказания. – Реабилитация: Полит. процессы 30-50-х гг. / Под общ. ред. А.Н.Яковлева. – М.: Политиздат, 1991. – С.171.

1935-1937. «Первый ламповый приемник, который я видел, принадлежал соседям по квартире Амдурским. <...> Я слышал <...> знаменитое выступление Гитлера на Нюрнбергском съезде [15 сентября 1935г.], безумное и страшное скандирование участников съезда “Хайль! Хайль! Хайль!”, речь Сталина на VIII съезде Советов в 1936 году: “Кровь, обильно пролитая нашими людьми, не прошла даром” [Восьмой чрезвычайный съезд Советов СССР, 25.11-5.12.1936. Утвердил Конституцию СССР, действовавшую до 1977] <...>, целиком слышал прекрасные передачи о Пушкинских торжествах в 1937 году». – ВI. – С.28.

1937, сентябрь, 9. Арест Константина Алексеевича Софиано (дяди С.).

К.А.Софиано служил инженером-электриком на Комбинате №150 в Кашире. В постановлении на арест сказано: «…достаточно изобличается по ст. 58-7 в том, что проводил контрреволюционную вредительскую работу в электрохозяйстве комбината <...>». На допросах виновным себя не признал. Скончался 29 марта 1938г. в Каширской тюрьме. – ВЗРС. – С.42.

 

1937, ноябрь, 22. Арест Татьяны Алексеевны Софиано (тети С.).

Т.А.Софиано с 1925 года служила во Всесоюзной торговой палате. В 1929 г. переведена на работу секретарем в Русско-американскую палату и переводчиком у ее американского представителя. 1 апреля 1938 г. осуждена Особым Совещанием при НКВД СССР по ст. 58-6 УК РСФСР (по подозрению в шпионаже) к 8 годам заключения. Наказание отбывала в Карлаге (Карагандинский исправительно-трудовой лагерь НКВД). В апреле 1941 г. досрочно освобождена. – ВЗРС. – С.43.
«Я почти никогда не слышал от папы прямого осуждения современного режима. Пожалуй, единственное исключение – в 1950 году, когда папа в предельно эмоциональной форме высказал свое мнение о Сталине <...>. Я думаю, что, пока я не стал взрослым, папа боялся, что, если я буду слишком много понимать, то не смогу ужиться в этом мире. И, быть может, это скрывание мыслей от сына – очень типичное – сильней всего характеризует ужас эпохи». – ВI. – С.42.

1937–1938. «<...> я прочитал <...> замечательные книги Радемахера и Теплица “Числа и фигуры” и Джинса “Вселенная вокруг нас”, оказавшие на меня большое влияние, Макса Валье “Космические полеты как техническая возможность”, “Анализ” Р.Куранта с весьма оригинальным порядком изложения: интегральное исчисление раньше дифференциального – и многое другое <...>. Я читал книги по биологическим наукам. Самое сильное впечатление на меня произвели “Охотники за микробами” Поля де Крайфа <...>. Какое-то время я думал, не избрать ли мне эту специальность. В это же время я впервые узнал о генной теории наследственности и с недоумением и возмущением читал в “Правде” антименделевскую статью Митина, будущего академика-философа. Это была моя первая встреча с лысенковской лженаукой. <...> У меня было достаточно времени для опытов и чтения, т.к. школьная программа давалась мне сравнительно легко, особенно точные науки <...>. Немецкий язык, тем более что я в 9-м классе опять занимался дома, тоже не был проблемой. <...> По гуманитарным предметам я учился без блеска, однако вытягивала общая интеллигентность». – ВI. – С.57–59.

1938, весна. С. окончил среднюю школу №113 Советского ОНО (отдел народного образования).

«Десятый класс я окончил “отличником” – официальный термин того времени (основные предметы – пятерки, остальные – четверки)». – ВI. – С.59.