А.Д.Сахаров
«С мыслью можно бороться только мыслью»

[Не позднее 04 нояб. 1988 г.]

Понятие правового государства означает, во-первых, главенство, примат закона. Все инстанции, все государственные органы, все лица, какие бы высокие посты они ни занима­ли, в равной мере со всеми гражданами подчинены в первую очередь закону. Законы, в свою очередь, полностью соответствуют Конститу­ции, не противоречат ей и полностью соответствуют международным нормам, международ­ным обязательствам страны… Международные обязательства должны иметь известный примат, возможна прямая ссылка на них даже при принятии судебных решений. И должен быть установлен надлежащий конституционный контроль: конституционный суд или какая-то другая аналогичная инстанция, следящая за соответствием за­конов Конституции и международным обязательствам. Может быть, таким органом станет Комитет конституционного надзора, предусмотренный проектом изменений в Конституции. Вся система обжалования судебных решений тоже нуждается в пересмотре. Впрочем, важно даже просто повысить культуру судопроизводства, равно как и культуру ведения следствия; любые нарушения закона в ходе следствия надо выявлять. Следствие, которое проводилось незаконными методами, надо объявлять незаконным. Необходимо установить, что признание обвиняемого не имеет никакой юридической силы. Тогда следователь и не будет добиваться признания. А ведь к нему часто понуждают незаконными методами.

В правовом государстве должны быть безусловно защищены права его граждан.

Свобода убеждений. У нас в уголовном кодексе были, есть и сейчас статьи, по которым люди осуждались за убеждения, за ненасиль­ственные действия, связанные с убеждениями. Значительная часть этих людей сейчас освобождена. В местах лишения свободы остались еди­ницы.

Все узники совести должны быть освобождены и реабилитированы – это совершенно необходимо для того, чтобы наше государство могло считаться правовым.

Важно также, как будут записаны соответствующие статьи в новом уголовном кодексе. Имеются лишь отрывочные сведения о том, как он составляется. Статья 1901, по-видимому, бу­дет исключена – об этом писали в советской прессе. Что касается статьи 70, то у меня есть сведения, что она будет сформулирована неоднозначно и будет допускать преследования за убеждения. Кроме того, в проекте новой статьи содержится особая часть, в частности, о действиях повторных, в ней же выделены действия, совершенные гражданами якобы по подстрека­тельству из-за рубежа (или лицами иностранного происхождения). Такого рода дополнительные пункты в этой статье недопустимы, могут привести к злоупотреблениям. Думаю, необходимо четко сформулировать: уголовное преследование за убеждения и связанные с убеждениями ненасильственные действия недопустимо. Я думаю, что это должно быть отражено в Основах уголовного законодательства СССР. А статьи уголовного кодекса должны находиться в полном соответствии с основами законодательства и не допускать неоднозначного толкования…

Я думаю, что и «религиозные» статьи следует так сформулировать, чтобы не допустить преследования за ненасильственные действия, связанные с вероисповеданием и религиозными убеждениями.

Свобода выбора страны проживания. Советское право, во всяком случае, советская практика провозглашает, что у нас эмиграция воз­можна лишь в порядке воссоединения семей и поэтому требуются так называемые вызовы. По-моему, это неправомерное требование. Ìåæäóíародные документы, такие, как Всеобщая декларация прав человека и Пакты о правах человека, ратифицированные Советским Союзом, подразумевают ничем не ограниченное право выбора страны проживания. Неограниченное в том смысле, что не требуется никаких других условий, кроме желания гражданина. И требовать вызова – неправомерно. Естественно, что в тех случаях, когда выезд человека затруднен по соображениям государственной безопасности, власти имеют право ему отказать. Это естественное условие, которое должно предусматриваться и советским законодательством. Но ведь у нас не существует никакой регламентированной и гласной процедуры определения секретности. Не существует никаких официальных норм, не определены сроки, в течение которых действуют ограничения по секретности. Все это должно быть строго легализовано, должно допускать возможность судебного обжалования решения, отказ должен быть аргументирован.

Свобода митингов и демонстраций. Верхов­ный Совет СССР значительным большинством голосов утвердил Указы, ограничивающие свободу митингов и демонстраций и предоставляющие чрезвычайные права внутренним войскам МВД. На основании этих законов (а ранее – Указов) уже сейчас разгоняются мирные митинги и демонстрации, людей избивают, арестовывают и штрафуют. С моей точки зрения, перестройке нанесен ущерб.

Внутренние войска, находящиеся в подчине­нии МВД, получили право применять силу в тех случаях, когда, по мнению руководства внутренних войск, возникает угроза общественному по­рядку. При этом специально оговорено, что внутренние войска подчиняются только министру внутренних дел, не подчиняясь местным органам власти. Тем самым решение вопроса о законности митинга или демонстрации попадает в ведение внутренних войск.

Единственным конституционным решением проблемы в данном случае было бы такое: граждане представляют в местные органы извещения о предстоящем митинге или демонстрации. Власти же принимают меры, чтобы митинг проходил с соблюдением порядка, чтобы посторонние силы не могли ему препятствовать, А если они считают, что данный митинг следует запретить, то запрещение может быть обжаловано в судебном порядке,

Национальные проблемы и проблемы национально-государственного конституционного устройства СССР. Конституция СССР в первом своем варианте составлялась в 20-е годы, потом в 30-е годы. В условиях, когда уже появились существенные извращения в области государственного строительства.

Национальная структура государства была построена по иерархическому принципу, по типу ветвящегося дерева. Государство, союзные республики, административно подчиненные ему автономные образования – республики и области, национальные округа – вот как это выгля­дело. Эта система сама по себе порождает острые национальные противоречия и проблемы, потому что малые этносы, группы людей оказываются в подчинении у более крупных. И это оказывается губительным не только для малых, но и для крупных образований, таких, как союзные республики.

По моему мнению, в новом, измененном варианте конституции должна быть установлена не иерархическая, а, как принято говорить, горизонтальная система связей. То есть центральное правительство, которое носит наднациональный характер, – и равноправные, хотя не обязательно равные по размерам и развитию области, образованные по национальному признаку. И, конечно, важные административные решения в каждом таком районе должно принимать местное население. Естественно, с учетом общих интересов, но главное все-таки – мнение жителей данной области, данного района…

События в Нагорном Карабахе назревали очень давно. Азербайджанское население отвлекли от проблем – социальных, культурных и экономических, от факта существования хлопковой мафии, связанной с Узбекистаном, – и канализировали его недовольство в определенном направлении. А армянское большинство в Карабахе страдало от нарушения национальных прав, национальных традиций. Перестройка дала населению Нагорного Карабаха надежду на решение вопроса. Проблема вышла на поверхность; было принято знаменитое решение областного Совета народных депутатов о ходатайстве перед Верховными Советами Азербайджана и Армении о перемене административного подчинения. Депутатов пытались заставить изменить свое решение, на каждого из них было оказано давление. Центральные власти сразу не приняли никакого решения, и эта нерешительность привела к сумгаитским событиям. Это целиком результат такого половинчатого и нерешительного отношения к воле народа, к воле местного органа вла­сти. Надо найти какую-то иную форму… На промежуточном этапе это может быть центральное управление. Оставлять все по-старому или идти на какие-то полумеры нельзя.

Права граждан и государственные решения. От реализации этого права зависит судьба миллионов людей. Речь идет о решениях и по социальным вопросам, и по экономическим – скажем, по вопросу реформы цен. И по внешнеполитическим. Считаю недопустимым, чтобы без какого-либо обсуждения, без участия народа могли приниматься такие решения, как введение советских войск в Афганистан.

Смертная казнь. К сожалению, она существует не только в нашей стране, но и в большинстве стран. Вопрос о смертной казни – вопрос принципиальный. Это чрезвычайно жестокое наказание, которое иногда бывает более жестоким, чем само преступление. Вообще может ли быть наказанием насильственная смерть? И всегда есть возможность судебных ошибок. Смертный приговор делает их непоправимыми.

Наличие института смертной казни дегуманизирует общество. В то же время я знаю, что общественное мнение, люди, юридически не подкованные и не знакомые со статистикой, с состоянием дел в области преступности, не имеющие соответствующего социального опыта, очень часто высказываются за применение смертной казни. Выход из этой ситуации таков: с одной стороны, надо вести разъяснительную работу среди населения, но с другой – власти могут в какой-то мере идти впереди общественного мнения и управлять им. Здесь это оправдано. Но важно, чтобы и юристы, и психологи, психиатры, врачи и журналисты вели соответствующую работу. Особенно впечат­ляющими являются данные о большом числе ложных приговоров. Я выступал и выступаю против смертной казни (и не только в СССР) еще и потому, что эта мера наказания предусматривает наличие постоянного страшного аппарата исполнителей, целого института смертной казни.

Инакомыслящие и общество. Сейчас нравственное состояние нашего общества сильно изменяется. Оно испытывает встряску. На людей обрушилось море информации о том, что у нас в действительности было в прошлом, что происходит в настоящем. Я считаю, что это очищающая сила, которая должна помочь, во всяком случае молодежи, обрести более демократическое сознание. А демократическое сознание включает уважение к людям с другим мнением и желание самому разобраться во всем, без слепой веры авторитетам. Инакомыслящие нужны обществу.

В целом же хочу сказать: с мыслью можно бороться только мыслью.